elinorwise

На Холиварке спросили, что в художественных произведениях вызывает финский стыд; я подумала "вообще не помню, когда у меня в последний раз было такое чувство" - и тут же ВСПОМНИЛА.
Экзорцист и СПН, что же еще.
Маркус в длинном блондинистом парике.
Финальный монолог Кастиэля.
Умирающий Сэм прощается с сыном.
Забавно, что два из трех связаны с возрастом: в первом случае актеру пришлось изображать более молодую версию себя, во втором - более старую. Причем если к персонажу не пылаешь, то это просто нелепо; а вот если чувак звезда твоего сердца - то да, приходится натурально отводить глаза, чтобы не дать ЭТОМУ запечатлеться в памяти.
Даже не знаю, почему оно каждый раз настолько ужасно. Когда Дина по сценарию дважды превращали в старика и ребенка, заменяя Эклза другим актером, меня ни капли не кринжило.
Так что либо у меня такой специфический сквик, либо гримеры тупо не умеют.
Чуть ли не полтора века кинематографу, а они всё еще сука не умеют.
Оригинал записи на Дыбре

Вспомнила вчера Экзорциста, и на меня опять повеяло этой смесью духовного и эротического))
Приснился Маркус, который был внезапно рыцарем Круглого стола - и еще отдельно нес на себе какое-то славное пророчество.
Потом - или до того? - снился юноша моего любимого возраста, чуть за двадцать. Длинные волосы, задумчивые глаза; одежда - строгие брюки и светло-серый пиджак на белую сорочку. Он работал в магазине, а я там примеряла какие-то туфли и заприметила его - и после, как водится во снах, уже знала о нем всё и даже чувствовала то, что чувствовал он.
Видела, как он пришел к церкви повидаться со своим другом - молодым священником. Как тот, увидев его, с улыбкой заметил: "Ты выглядишь больше служителем церкви, чем я" - на что герой быстро и даже как-то жадно сказал: "Давай меняться!" Священник рассмеялся: "Я подумаю. А пока иди-ка открой притвор".
В церкви почему-то было очень темно, и когда двери открылись, оттуда хлынул мрак и прохладная сырость - но это вовсе не пугало, а наоборот, манило...
Между этими снами было еще много всякой фигни про других людей, но я не запомнила.
Оригинал записи на Дыбре

Приснилось, что из Экзорциста сделали второй СПН. Десять сезонов, тыщапицот персонажей. Магические прибамбасы типа Браслета Неуязвимости, который Маркус надевает на кого-то из молодых священников под девизом "Мы не можем тебя потерять" - а тот потом патетически сдирает с руки, потому что "Ты это всем говоришь!"  
Маркус, я так скучаю...
Оригинал записи на Дыбре

Не вынесла душа поэта: вернулась на АО3 посмотреть, не написали ли чего нового по Экзорцисту за те месяцы, что я сидела со своим списком. Нашла несколько новых текстов, в первом же Маркуса порют кнутом. Видит бог, не так я себе это представляла *котик.жпг*
Третий раз со мной такое - когда фанфикшен идеально додает всё, чего недодал канон, и вместе они создают плотный, живой, офигенно уютный кокон, из которого не хочется вылезать месяцами, а то и годами. Притом что "уютный" - последнее определение, которое можно дать Экзорцисту. Как, впрочем, и Вайсс Кройцу - да и "Социальной сети", если на то пошло, с ее историей предательства и отчуждения. Но вот поди ж ты.

Видела во сне невероятно красивого молодого человека - плод любви японца и латиноамериканки. Понятия не имею, каким образом мы были знакомы, но находились в одном доме - гостили у кого-то? Мы с ним первые вышли к завтраку, пока все еще спали, и я вдруг стала извращенно словоохотливой: ты пьешь кофе или чай? ты говоришь по-японски? а ты похож на папу или на маму? а у тебя есть братья или сестры? Это было прям какое-то АСМР, как спокойно и охотно он отвечал на расспросы, сияя вот этим своим... всем.
Обожаю красивых людей - особенно мужчин, конечно) - просто ничего не могу с собой поделать, при виде красоты теряю волю Даже то, что эта слабость привела меня на семнадцать лет в откровенно неудачный замуж, ничего не изменило - зато у меня теперь очень красивые дети

Очень много совершенно прекрасных деталей Первая месса в новом приходе. Маркус, которого незадолго до этого вернули-таки в лоно церкви, завтракает хлопьями, а потом приходит женщина, которая у них там помощник-на-все-руки, и без церемоний забирает у него миску: "Маркус, у тебя пост". Как он начинает "Я же не..." - и вдруг спохватывается, что он уже опять да. И что сегодня он сможет получить причастие из рук Томаса.
Как Томас решает срочно исповедаться - священнику соседнего прихода, человеку, который ему вообще-то не нравится, и это взаимно; да еще не в исповедальне, а лицом к лицу в укромном закутке приходского дома - сознавшись в грехе вожделения. Как в нем борются стыд и неприязнь, смирение и злость...
Как отчаянно он прислушивается к себе, стараясь понять: он всегда был таким или это демон изменил его к худшему?
Как мечется после мессы, потому что это выше его сил - не думать, как было бы здорово поцеловать Маркуса в губы, а потом заставить опуститься на колени и дать ему... другое причастие
Причем у Маркуса-то влечение ничуть не менее сильное, но как-то... нежнее. Не настолько плотское. Не знаю, задумывал автор нарочно или это случайность - но хорошо получилось, верибельно. С учетом разницы возрастов и... национальных темпераментов)
Маркус и дети Семилетние дочери дьякона, за которыми его попросили присмотреть, и две шестнадцатилетки, на которых епископ указал как на источник "странностей". Ловкое манипулирование первыми и общение со вторыми - в которое он вступает, как умелый пловец в неспокойную воду: никакой защитной реакции на их начальную настороженность и неприязнь, никакого раздражения, заигрываний, снисходительности... Я теперь хочу AU про Маркуса - учителя в школе. Вообще кроссоверное AU про учителей - Маркуса, глюэновского Фудзимию, Хаккая из "Саюки" - про то, как по-разному они относятся к своему занятию, общаются с учениками и коллегами...
Четвертая глава, как я ни дробила ее на мелкие кусочки, подходит к концу - к большому, большому сожалению! - но, спасибо автору, герои таки успели объясниться. И тут мне Томас даже больше понравился, он ярче: когда Маркус говорит: прости, я сорвался! Я знаю, что не должен... Я обещаю, что это больше не повторится, если хочешь, я вообще уеду. Тебе будет лучше без меня, они все тебя полюбят, уже готовы любить... - и первое, что охватывает Томаса после изумленного понимания - это злость. "Ты, чертов идиот! Как ты мог?! Я приехал сюда ради тебя! Мне ничего этого нахрен не нужно, если тебя не будет рядом!"
И как он совершенно упускает из виду, что идиотов-то здесь двое)
Я, если честно, не очень верю в такой взаимный слоубёрн, когда каждый думает, что он тут один такой - но в случае священников это, пожалуй, обосновано, потому что по умолчанию предполагается, что им нельзя и они не будут, так что все знаки трактуются как попытка собственного подсознания выдать желаемое за действительное.

Ура, экзорцисты в шорте!
Мои поздравления переводчику)

Три вещи, которые удивляют меня в англоязычных фиках по Экзорцисту:

1. Маркус везде курит clove cigarettes - даже не знаю, как это нормально переводится на русский - в восьми фиках из десяти; серьезно, настолько часто, что я даже засомневалась: он же в каноне ни разу не курил? откуда это пошло вообще?

2. Авторы ревнивы и с разной степенью деликатности вытесняют Бога из отношений. "...как будто эта улыбка предназначалась только ему - и никому больше. Даже Богу". "Наверно, это богохульство, но он любил Маркуса больше, чем Бога". "Ради Томаса он сделал то, чего не сделал бы и для Бога - убил человека" (а это к тому же против фактов, Бог и тут успел первым))
И так-то оно, наверно, проще. И понять нетрудно: Бог где-то далеко и молчит или, того хуже, требует непонятного - а напарник вот он, живой и рядом. Да и в каноне прямым текстом: "Ты веришь в Бога, Томас - я верю в тебя".
Но это же задел для нехилого внутреннего конфликта - как, собственно, всё в том же каноне - но нигде, ни в одном из фиков сам конфликт не раскручивается; и я чувствую себя так, будто меня опять бросают на самом интересном месте!
Да, при таком раскладе куда проще вернуть Маркуса обратно - но это же, извините, читерство. Зачем и уходить-то было тогда, если всё настолько однозначно)

3. "Бог привел меня к тебе - а значит, Он не может быть против нашей любви". Опять же, мне нечего возразить по существу - люди изобретательны в самоубеждении, когда чего-то очень хотят - но что ж так однообразно-то, чуть ли не одними и теми же словами каждый раз...
И кстати, почему бы не допустить, что для двоих священников высшей формой проявления любви является не секс, а осознанное воздержание от него?
Грустно, я понимаю. Мне самой грустно, когда я об этом думаю))

Tomas buries his face in Marcus’ hand, his lips to Marcus’ palm.
Marcus feels the words against his hand more than he hears them. “It’s all I see. When I look at you,” Tomas says. He brings his hand, the one that isn’t clasping Marcus’ thigh, too high, too close, and cups Marcus’ hand with it. Marcus doesn’t breathe. Tomas kisses Marcus’ palm. “I can’t forget. I am sorry. I’ve tried so hard.”
Marcus doesn’t know what to say. There’s nothing to say. Everything that was hot before is cold, not iced, not frozen, just lukewarm, just numb. His blood is not blood but water. Tomas opens his eyes, and they are wet with tears. “If there were—maybe—a different memory. Something else that I could see. That I knew was you.”
Did you really think he’d ever want you?
“Is that what you want?” Marcus asks through numbed lips.
“No,” Tomas says. “But I’ll take what I can get.”
Tomas is drunk. Marcus is drunk. They’re both drunk, and this is Marcus' fault.
When Marcus takes his hand back, Tomas doesn’t let him go. So Marcus shakes Tomas off. “Get up,” Marcus says. And Tomas gets up, and Marcus walks past him, out of the booth, into the bar where suddenly the music is as loud as it was before, and the people on the other side of the building are a dozen chaperones, and Marcus is a piece of shit old man who deserves God’s indifference. “I’m going to take a piss,” he says. “When I get back, we should head back to the house.”
He doesn’t look at Tomas. He doesn’t wait for an answer.
When he gets back, the booth is empty, and Tomas is waiting by the door with his coat on, and his hat is pulled down low, and they don’t look at each other, and they don’t speak, and they don’t touch, not once, as they stagger down the street, far enough apart that they may as well have been alone.

ТВОЮ МАТЬ.
Обнять и плакать. Этот фик из меня всю душу вынет.